Несказанно счастлив завершить своё тягостное исследование и заняться, наконец, собиранием самых сливок.
Библия оказалась не просто скучнейшей и отвратительнейшей книгой мировой литературы, она явилась бессвязным нагромождением бредовых сентенций первобытных дикарей и их более поздних, уже цивилизованных подражателей. Не говоря уже о том, чтобы предвосхитить современные научные представления о Вселенной, дикарский Бог не сумел вникнуть в интеллектуальное наследие самых просвещённых народов даже его эпохи. В то время, как персы расчленяли Землю на континенты, Бог довольствовался в лучшем случае Евразией. При появлении христиан александрийцы уже знали радиус земного шара, а Христос по-прежнему обитал на плоской Земле. Он продолжал держать Землю рукой даже тогда, когда Аристотель разрабатывал теории, позволяющие планете держаться самостоятельно. Когда великий стагирит описывал круговорот воды в природе, Бог всё равно считал, что все реки прорываются из-под земли, дожди льются с небесной тверди, а облака тверды, как литое зеркало. Фалес Милетский открыл, что Луна отражает солнечный свет, но Бог об этом так и не узнал. Зато много позднее Бог надоумил апостола Павла учиться у Фалеса тому, что мир произошёл из воды. Также боговдохновенным умом Павла овладела застарелая космология Пифагора, несмотря на то, что Бог поставил небесную твердь на Землю. В апостольские времена александрийская наука знала размеры Луны и Солнца, но это не помешало деве Марии украшать ими одежду, а Христу жонглировать звёздами.
В наше время христиане перекладывают вину за эти глупости с Бога на древних евреев, забывая, что Библия — это слово Божие, а не древнееврейское.
«Наивному уму первобытного еврея небесная атмосфера рисовалась в виде какой-то твердой покрышки, разделявшей собою атмосферические воды от земных вод; по временам эта твердая оболочка в том или другом месте разверзалась, и тогда небесные воды чрез это отверстие изливались на землю. И Библия, говорящая, по отзыву св. отцов, языком сынов человеческих и приспособляющаяся к слабости ума и слуха нашего, не считает нужным вносить какие-либо научне поправки в это наивное мировоззрение (Злат., Федор. и др.)» (Толковая Библия),
— так вот даже православные комментаторы со ссылкой на Иоанна Златоуста признают нелепость библейской картины мира. Отсюда неизбежный вывод: если Бог для понятности вульгаризовал (исказил) истинное положение вещей, то, значит, он прибег к обману. Если Бог вещает чушь, чтобы впечатлить дикаря, это не значит, что он не вещает чушь, имей он хоть какую угодно мудрейшую заднюю мысль. И если Бог поддакивает заблуждающемуся уму, то он соучаствует в заблуждении, обманывает, если сам это заблуждение не разделяет. Это всё равно, как явился бы Христос и начал соглашаться с фарисеями, умалчивая о своём истинном мнении: мол, не готовы, не доросли ещё до Божественной правды.
Когда христиане стали собираться и сравнивать свои верования, им всё же пришлось задуматься, что Бог наговорил лишнего. Необходимо было изуродовать науку, чтобы привести её в согласие с представлениями Бога, но для этой цели и Божьим словам следовало придать ложный смысл. С этой целью Бог заслал в Церковь святых, которые ещё больше усложнили положение.
В вопросах истолкования библейских представлений о Вселенной отцы Церкви пришли ко взаимным противоречиям. Некоторые из этих противоречий обусловлены противоречиями самой Библии (VIII и IX; XXXII, XXXIII и XXXIV; XXXV; XXXVII; XLIII; XLIX и L; LVI, LVII, LVIII, LIX, LX и LXI), другие прослеживаются исключительно в святоотеческих сочинениях (в I, III, V, X, XIV, XXIX, XXXVI, XX, XL, XLVI, LI, LIII). Иногда какой-нибудь святой противоречит даже самому себе (в III, V, VIII, XIV, X, XIII, XX, XXIII, XXXVI, XXXVII, XLVIII, LXI), меняя свои представления о Вселенной в зависимости от того, какую мораль он хочет подвести под конкретную проповедь. Собственно православные противоречия вызваны то действительной (I, IX), то мнимой (V, XIV, XXVII, XXXI, XXXVI, XL, LIII, LVI–LXI) двусмысленностью слова Божия.
О чём свидетельствуют противоречия православных святых? Разумеется, о ложности православной веры.
«И нужно ли нам трудиться над обличением их лжи? Не довольно ли и того, чтобы, сличив между собою собственные их книги, в совершенном покое оставаться зрителями их борьбы? Ибо и числом не меньше, и достоинством не ниже, а по многословию гораздо еще преимущественнее» (Всл.).
Самое главное — это противоречие православной догматики данным совр. науки. В некоторых случаях отцы Церкви со всей безбожной ясностью видели, насколько Библия нелепа, и единогласно отказывались ей верить (XXVII, XXVIII, XXXI, LX). Этим самым святые хотели показать, что они умнее Бога. Церковь переживала раскол, на к-рый не обратила внимания: одна партия высказывала правильные воззрения касательно устройства Вселенной, вторая их громила. Всё самое разумное, наиболее созвучное науке (идеи об Архимедовой силе, земном шаре, атмосфере Земли, круговороте воды в природе, отражении Луной солнечного света, большем размере Солнца по сравнению с Землёй) православные святые позаимствовали у проклинаемых ими древних греков (преимущественно Аристотеля), идя вразрез со словом Божьим. Отказ же от «языческих» идей всякий раз был обусловлен возвратом к библейской космологии и неизменно приводил к мракобесию (I, VI, XVI, XXI, XXIII, XXXVII, XXXVIII, XLI, XLIII, XLV, XLVI, XLVIII, XLIX, L, LI, LIII). Помимо научных истин в сильно упрощённом и искажённом виде, отцы Церкви не забыли пересказать те идеи древних греков, к-рым не место в науке 21 века (в VII, XVIII, XXXIX, XXXVII, LVII).
Нынешние православные христиане рассказывают, что имбецильность святых не обязательна для подражания. Это неправда, поскольку вселенские соборы запретили иметь мнение, противное мнению отцов Церкви. Можно сколько угодно говорить, будто «у учителя была не та цель, чтобы собственные свои мнения непременно поставить в закон слушателям, но чтобы учением своим соделаться для поучаемых неким путем к истине» (Гр. Нис.), но к какой истине может повести учитель, несущий столь замшелую чушь?
Когда «кто-либо из христиан», а уж тем более из отцов Церкви, «заблуждается относительно хорошо… известных предметов и утверждает свое нелепое мнение, ссылаясь на наши писания, то как же» поверить «этим писаниям относительно воскресения мертвых, надежды на вечную жизнь и царства небесного, коль скоро… писания эти лгут даже в тех вопросах, которые легко можно проверить или на опыте, или при помощи цифр?» — справедливо замечает Августин.
И призывами понимать Библию небуквально делу не поможешь. Во-первых, если Библия истинна несмотря на её высказывания, то не менее истинной должны быть мифологии Двуречья, Египта, Персии, поскольку высказывают те же идеи. Во-вторых, если Писание надо понимать «не… плотским образом», то, значит, никакой Бог мир и людей не сотворял, никакой Моисей никаких заповедей не давал, никакие пророки никакого мессию не предсказывали, а никакой Христос не рождался и не воскресал — все эти вещи запрещается читать буквально. Раз Библия метафорична, раз в ней нужно прочитывать не то, что в ней написано, то значит заповедь: «Не убий» отнюдь не запрещает убийство, а заявление Бога: «Я есмь сущий» (Исх. 3¶14) отнюдь не означает, что Бог существует. Одни лишь ограниченные, «плотские» люди читают Библию буквально, воздерживаясь от кровопролития и веруя в Бога.
«Видите, возлюбленные, какое зло не следовать в точности тому, что содержится в божественном Писании! Вот эти люди, если бы с благоразумием принимали учение божественнаго Писания и не привносили бы чего-либо из своих умствований, не дошли бы до такого безумия» (Злат.).
Т.о., православное христианство — это действительно религия дебилов, к-рая не уместна даже в древней Византии, не говоря уж о нашем космическом веке. Ни Библия, ни догмы Православной церкви не совместимы с научной методологией и научными выводами. Как показала история, христианство представляет огромную опасность для дела просвещения.
| ◄ | PDF-версия |